Жизнь и Смерть Юлии Друниной
ЕЙ БЫЛО СТРАШНО ЗА РОССИЮ
Ее стихи точны
и лаконичны, лиричны и конкретны ("Качается рожь несжатая...",
"Я только раз видала рукопашный...", "Ты - рядом", "Безумно страшно за Россию...").
К сожалению, сейчас все реже и реже можно слышать имя Юлии Друниной.
А в 1999 году ей исполнилось бы 75 лет...
ИЗ-ЗА ПАРТЫ В БЛИНДАЖ
Десятиклассницей она начала свой путь по дорогам Великой
Отечественной войны. Первый шаг к фронту был сделан в глазном госпитале, где
она работала по совету отца, затем после эвакуации родителей в сибирском
военкомате ('...Я видала один военкомат - / Свой дот, что взять упорным
штурмом надо'), потом в хабаровской школе младших авиаспециалистов, где
получила первую премию за литературную композицию. И наконец, в звании
третьего санинструктора в 1943 году ее направили на Белорусский фронт. По
пути на вокзал крутились строки: 'Нет, это не заслуга, а удача - стать девушке
солдатом на войне...', которые через два десятилетия вылились в стихотворение:
Нет, это не заслуга, а удача -
Стать девушке солдатом на войне,
Когда б сложилась жизнь моя иначе
Как в День Победы стыдно было б мне !...
Друнина видела, как гибли молодые ребята, которым не было еще и
двадцати лет. В одном из стихотворений она приводит статистические данные: "По
статистике, среди фронтовиков 1922, 1923 и 1924 годов рождения к концу войны в
живых осталось три процента".
В это трагическое число вошли и девушки. На войне они были
наравне с мужчинами, поддерживая дух и спасая их в самые опасные минуты из-под
огня. Они забывали свои слабости: всю жизнь Юлия боялась крови, при виде крови
у нее кружилась голова, но до конца войны этого никто не заметил.
Судьба хранила поэта. В боевых окопах перенесла она болезнь
легких. В результате физического истощения Друнина попала в тыловой эвакогоспиталь
Горьковской области. Там впервые за все время войны ей снова захотелось писать
стихи:
"Ура!" - рванулось знаменем по ветру,
И командир наш первым вынул нож...
Далее следовало еще пятьдесят громоздких строк, из которых в окончательном
варианте Друнина оставила лишь вот эти:
Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву, и сотни раз во сне,
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Ангел-Хранитель не оставил ее и в боях за Латвию, когда она
получила тяжелое ранение в шею. Осколок едва не перерезал сонную артерию,
осталось всего два миллиметра. Из госпиталя Друнина вышла инвалидом. Это давало
ей возможность не возвращаться на фронт, но она настояла на направлении в свой
полк. Однако в одном из боев она была контужена и вскоре комиссована - 21 ноября 1944
года. С фронта Друнина возвращалась с орденом Боевого Красного Знамени.
О своей опаленной юности она никогда не жалела. Именно на войне
она научилась ценить и беречь дружбу, приобрела 'прочности запас' на всю жизнь и
сформировалась как поэт.
До конца своих дней она так и не смогла забыть военные годы.
Все ярче и ярче становятся фронтовые образы. Они мучают ее, не дают покоя:
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной...
Я - связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу.
Поэзия для Юлии Друниной прежде всего откровение, наступившее
после долгого затишья. В это время она может писать весёлые и грустные стихи,
поддерживая себя и тех, кому сейчас тяжелее. Мерилом несчастий для нее на всю
жизнь остается война.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
В годы учебы в Литинституте Друнина встретилась с начинающим
поэтом Николаем Старшиновым. Это случилось в середине декабря 1944 года. Он с
первых же минут сумел разглядеть в ней, носившую грубую мужскую шинель, милого,
доброго и обаятельного человека. Позже оказалось, что они вместе до войны
занимались в литературной студии Дома множественного воспитания детей.
Старшинов даже был знаком с одним из первых ее сочинений, участвовавшим в
конкурсе на лучшее стихотворение о Гражданской войне:
Мы рядом за школьной партой сидели,
Мы вместе учились по книге одной,
И вот в неотглаженной новой шинели
Стоишь предо мной.
Строки эти звучат как предчувствие будущей судьбы.
В этом же, 1944 году, Николай Старшинов и Юлия Друнина
стали мужем и женой. Вскоре у них родилась дочь Лена, появились неведомые до
сих пор проблемы, заботы. Друнина вдруг почувствовала быстротечность времени:
Скажи мне, детство,
Разве не вчера
Гуляла я в пальтишке до колена?
А нынче дети нашего двора
Меня зовут с почтеньем
"Мама Лены".
Друнина никогда не ходила по редакциям, не требовала ничего,
но ее стихи всегда были одними из самых читаемых и любимых. В 1947 году вышел
пер-вый сборник под названием 'В солдатской шинели'. В него вошли стихи,
написанные за годы фронтовой жизни и послевоенной.
В период издания произошел курьёз: Юлию попросили либо заполнить
еще три страницы стихами, либо что-нибудь убрать. Но так как в то время она ничего
не могла добавить, то Николай Старшинов предложил ей своё стихотворение "Дорога
Геленджик - Новороссийск", оно как раз занимало недостающие три страницы. После
выхода книги появилась доброжелательная рецензия, в которой критики особое значение
придали этому стихотворению, отметив, что поэтесса находится в поиске. Конечно,
потом ни он, ни она не печатали это стихотворение.
Друнина была красивой и обаятельной женщиной. Многим поэтессам
привлекательность помогает, но она от этого только страдала. Один из конфликтов был с
поэтом Павлом Антокольским, который тогда вёл у нее семинар. Произошло это на вечере у
Вероники Тушновой, которая собирала друзей в честь выхода первой книги. Антокольский
настойчиво приставал к Юлии, и свидетелем этой сцены стал Старшинов. Они повздорили, и
учитель, который до этого всегда хвалил стихи своей студентки, отчислил её с курса за
бездарность... Но вскоре Друниной разрешили перевестись на другой семинар.
И все-таки она никак не могла расстаться с молодостью. В ней
была какая-то неудержимая сила, рвущая, не дающая покоя. Она любила море, горы,
Коктебель, много раз поднималась на Карадаг, ходила старокрымскими партизанскими
тропами. В Коктебеле у пограничников Друнина часто выпрашивала лошадь, хотя бы на
один час.
Рысью марш! -
Рванулись с места кони.
Вот летит карьером наш отряд.
- Ну, а все же юность
не догонишь! -
Звонко мне подковы говорят...
Не догнать?
В седло врастаю крепче,
Хлыст и шпоры - мокрому коню.
И кричу в степной
бескрайний вечер:
- Догоню!
Ей-богу, догоню.
В этих строках нет ещё печали и грусти, они полны желания жить и
радоваться существованию, ценя каждый день жизни. Но несколькими годами позже появляется
стихотворение-завещание "Наказ дочери", в котором мать советует оставаться чистой в работе
и любви, повиноваться сердцу, а не расчёту, не судить строго виноватых и всегда признавать
свою вину, покрывая всё раскаянием...
Сама Друнина старалась жить именно так, следуя завету: "Жизнь - Родине,
честь - никому!". Может, именно поэтому ей было сложно вступить в Союз писателей. Она была
принята в члены союза только со второй попытки, в 1950 году, при поддержке Александра Твардовского.
Лишний раз её твердость и принципиальность подтверждает событие, происшедшее в 1952
году. От журнала "Сельская молодежь" её командировали в Белоруссию, в село Озаричи. Здесь работал
заслуженный учитель-фронтовик, о котором нужно было написать очерк. В гостинице ее встретила приветливая
девушка, найти орденоносца помогли мальчик и его дедушка. Однако встреча с ветераном разочаровала: он
оказался надменным, кичащимся своими заслугами стариком, к тому же постоянно заискивающим перед поэтессой.
Друнина наотрез отказалась писать о нём, но с нежностью вспоминала мальчика и его дедушку.
ЛИЧНЫЙ ТЫЛ
Тяготы послевоенного быта Друнина переносила стойко. Никто не слышал от нее ни жалоб,
ни упреков. Но постепенно накапливались усталость, изможденность, она искала поддержку и не могла ни в
ком ее найти. К этому времени отношения с Николаем Старшиновым стали походить на дружеские, любовь
затухала... Вскоре они разошлись.
И именно в это (нелегкое для нее) время она встретила человека, который
удивительно трогательно и трепетно к ней относился - Алексея Яковлевича Каплера, знаменитого
сценариста, ведущего "Кинопанорамы", первую любовь Светланы Алилуевой.
Став мужем Друниной, он оградил её от всех бытовых забот, чтобы она посвятила себя только
литературной деятельности, ввёл в свой круг... Однако, будучи человеком замкнутым, Друнина никак не могла
привыкнуть к окружению знаменитых режиссёров, актёров, писателей... В их мире она чувствовала себя неуютно.
Но у неё был личный тыл - муж, который её боготворил. За время жизни с ним Друнина написала наибольшее количество
стихов за весь свой литературный путь, а также попробовала себя в жанре прозы (повесть 'Алиса', автобиография
"С тех вершин...", философские очерки).
Однако уходят в мир иной друзья, а новых нет. Близкими и дорогими людьми были прежде всего те,
кто достойно прошел все военные и гражданские испытания, сохранив лучшие качества своей души. Такими для нее оставались
на протяжении долгих лет Сергей Орлов, Вероника Тушнова, Семен Гудзенко.
Последовал и самый тяжелый удар: в 1979 году ушёл из жизни после недолгой и тяжёлой болезни
Алексей Яковлевич. Он до последней минуты жалел не себя, а ее, оберегая Друнину от любых столкновений с действительностью.
Лишившись опоры, Юлия Владимировна осталась один на один с реальной жизнью:
Как страшно теперь просыпаться!
Как тягостно из Небытия
В Отчаянье вновь возвращаться -
В страну, где прописана я.
Весь мир превратился в пустыню,
Все выжжено горем дотла.
Какой я счастливой доныне,
Какой я счастливой была!..
Это строки из поэмы "03", посвященной Каплеру. Поэма звучит как реквием
по самой себе, будто похоронила себя вместе с мужем под чёрной гранитной плитой...
Мир вокруг продолжает рушиться. Все, что было понятным, гармоничным, разрывается,
теряет закономерность. Друнина оказывается лишним - беспомощным и беззащитным - существом. Пытаясь
что-то изменить, она ищет опору в другом человеке, но жестоко обманывается:
'Не ты тропинку проторить,
А я тебе должна...
На миг поверила я в сон,
Что все ещё жива...'
В 1990 году Друнина была избрана депутатом Верховного Совета СССР, хотя
не любила заседания и совещания...
Вступая в депутатский корпус, она хотела защитить интересы и
права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане. Она не могла видеть,
как страдают фронтовики ее поколения, как просят милостыню в переходах покалеченные мальчишки,
устала слышать, как жалеют ветераны, что не остались с теми, кто погиб, как в самый разгар
перестройки реформаторы кричали - "Лучше бы фашистская Германия победила СССР в 1945 году.
А ещё лучше - в 41-м".
Когда Друнина поняла, что реально изменить ничего не может,
она вышла из депутатов.
События 21 августа 1991 года Друнина встретила восторженно. Однако 15 сентября
уже писала: #'И всё же, все же не хотелось бы впадать в эйфорию. Кое-что беспокоит очень. Не слишком
ли подчас легко и лихо принимаются решения по сложным вопросам". В одном из последних стихотворений,
названном по первой строке "Безумно страшно за Россию", она пишет:
Нет, жизнь свою отдать
Нне страшно,
Но, что изменится, скажи?
Стоит почти столетье башня
На реках крови, море лжи...
ПОЧЕМУ ОНА УШЛА?
О её душевном состоянии в это время лучше всего говорит одно из писем,
написанное перед смертью - "Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся,
созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно,
только имея крепкий личный тыл... А я к тому же потеряла два своих главных посоха - ненормальную
любовь к Старокрымским лесам и потребность творить... Оно лучше - уйти физически неразрушенной,
душевно несостарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы,
неверующая. Но если Бог есть, он поймёт меня...".
Решение добровольно уйти из жизни было хорошо продумано и последовательно
подготовлено. Перед смертью, 20 ноября 1991 года, Друнина написала письма: дочери, зятю, внучке,
подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. Ни в чем никого не
винила. На входной двери дачи, где в гараже она отравилась выхлопными газами автомобиля, приняв
снотворное, оставила записку: "Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж". Всё учла,
всё предугадала...
Одно заставляет задуматься: насколько, должно быть, остро и болезненно все
воспринимала душа поэта, если она, прошедшая страшную "школу войны", не смогла устоять, сломалась,
не справилась с жизнью:
Живых в душе не осталось мест -
Была, как и все, слепа я.
А все-таки надо на прошлом - Крест,
Иначе мы все пропали.
Иначе всех изведёт тоска,
Как дуло черное у виска.
Но даже злейшему врагу
Не стану желать такое:
И крест поставить я не могу,
И жить не могу с тоскою...
Крымские астрономы Юлия и Николай Черных назвали одну из далеких
планет Галактики именем Юлии Друниной. И когда вы смотрите в ночное небо, попробуйте
найти эту планету, она заслужила вечную память о себе.
Александра Алешина.
Жизнь и смерть Юлии Друниной.
'Независимая газета', 25.12.1999.